Колючая реальность
Для ребёнка вся жизнь - это игра, но проблема в том, что есть дети, которые играют во взрослые игры. И только проиграв, они осознают это. Но зачастую - уже за решёткой.
Например, в Колпинской Воспитательной колонии общего режима. Здесь содержатся осуждённые от четырнадцати до двадцати одного года, около четырехсот человек. 70% - из неблагополучных, социально опустившихся семей. Большинство сидит за кражи, грабежи, разбои. Наши корреспонденты попытались выяснить - каково там, по ту сторону колючей проволоки? Мы предлагаем вам три варианта восприятия: начальника колонии, корреспондента, фотографа. Взгляд из кабинета начальника, Александра Александровича Карасёва - он занимает должность начальника колонии около года: 'За это время колония стала моим вторым домом.
Проблем хватает, но все они в данный момент решаются. Финансовый кризис коснулся всех без исключения. До первого сентября этого года воспитанникам колонии выдавали фрукты, шоколад, какао, печенье и йогурты. Сейчас всего этого нет, правда, калорийность и качество пищи не изменились. Как гуманитарную помощь из Финляндии нам в колонию присылают сок, который, как я считаю, просто необходим растущему организму. Недавно в колонии появились микроавтобус и большой тюремный автобус для перевозки осуждённых. В общем, с миру по нитке - нищему рубаха'. Об отношении к питомцам Александр Александрович сказал: 'Ребёнок никаким образом не воспринимает зло, поэтому со стороны персонала хамство исключается. Сотрудник должен быть компромиссным и справедливым. Ведь в колонии человек лишён права свободного передвижения, что и создаёт основную психологическую нагрузку для подростка.
В связи с этим с осуждёнными периодически беседуют психологи. О культурных мероприятиях в колонии тоже не забываем. У нас целых десять кружков, из которых самые примечательные - кружок английского языка и духовой музыки. Каждую неделю с осуждёнными проводит занятия представитель творческой интеллигенции. У колонии есть своя футбольная команда, которая, кстати, двадцать третьего сентября играла с действующим составом клуба 'Зенит'. Да и о правах подросткам я забыть на даю. В каждом отряде, а всего их четыре, имеется следующая литература: 'Конвенция о правах ребёнка', 'Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений' а также 'Комментарий к Уголовно-Исполнительному Кодексу Российской Федерации'.
В воспитательных целях подростков, которые являются потенциальными преступниками, инспекции по делам несовершеннолетних со всех районов города и области привозят сюда в колонию на так называемую экскурсию. Здесь они на наглядном примере могут увидеть, что их ждёт в будущем, если они не исправятся, не изменят своего отношения к жизни. Всё дело в том, что очень часто в момент совершения преступления дети не понимают тяжести и серьёзности своих действий. И только потом, уже, к сожалению, находясь здесь, на зоне, возможность осознать свои действия появляется'. Взгляд через фотообъектив После беседы с начальником выходим из его кабинета на балкон. Внимательно рассматриваю футбольное поле. Вспоминаю слова Александра Александровича, о том как он организовал вот уже три футбольные встречи между осуждёнными своей колонии и друзьями со двора его сына.
Его глаза радостно блеснули, когда он упомянул, что все три встречи выиграли его воспитанники: 'У меня здесь есть крепкие ребята, покрепче нас с вами'. Навожу фотокамеру на дальний край поля, где к воротам постепенно подтягиваются ребята в чёрных ватниках - построение перед обедом. Даже оптика длиннофокусного объектива не позволяет разглядеть их лица. Напряжённо соображаю, как лучше установить первый контакт. Начальник предупредил, что они вообще могут отказаться разговаривать, а могут и послать прямым текстом, как они это сделали с проповедниками из-за рубежа. Продолжаю наблюдать и вдруг, вздрогнув, понимаю, что кто-то из них показывает мне 'фак' - все надежды быть нормально принятым в этом месте рухнули. Задрожали руки - давно так нервы не разыгрывались, а мне ещё фотографировать надо.
Кстати, фотографировать осуждённых можно только после их письменного согласия на публикацию. Таким образом охраняются права человека. Ладно, пора идти работать. На улице холодно. Построение, собиравшееся у ворот для похода в столовую, тёмным строем марширует на обед. Теперь они совсем близко. Переглядываются, в основном у всех хмурые лица. Если и улыбаются, то глаза остаются холодными. Не проявляя особого интереса, разглядывают человека с фотокамерой. С виду все они обычные ребята, хотя нет, конечно, в их взгляде естественного для такого возраста задора. Вошедший вместе с осуждёнными вопрошает: - А вы откуда? - Из городской студенческой газеты . - Приводите к нам студентов на экскурсию, - весело предложил он. - Зачем экскурсии? У нас здесь цирк что ли? - резко обрывает наш разговор один из ребят. Вошёл наш второй сопровождающий. Здесь же он поговорил с ребятами, двое из которых довольно охотно согласились фотографироваться.
Вдоль футбольного поля мимо столовой и завернули во двор тюремной школы. Там заключённые, к моему удивлению, стали приводить себя в порядок: один скинул ватник, под которым оказался аккуратный белый свитер, оба стянули с себя синтетические спортивные штаны, как они пояснили - рабочие, обнажив другие спортивки. 'Видимо, парадные', - подумал я. Начали фотографироваться. Я попросил ребят закурить, чтобы они чувствовали себя более раскованными и сделал несколько кадров. Заходим в хмурый коридор, со стены которого на нас смотрит Высоцкий (ему посвящена стенгазета). Мимо снуют ребята. Теперь уже проявляют более живой интерес к пришельцам. В комнате, куда мы попали, два ряда коек. Правда, как только мы вошли, все сразу встали. В основном они сидели и разговаривали, кто-то читал, а один бережно держал на руках кошку и медленно гладил её по пушистой шерсти. Спрашиваю находящихся здесь ребят, можно ли мне их немного пофотографировать.
Никакой определённой реакции. Как-то сразу замялись. Правда, не все. Один довольно бойкий парень скомандовал: 'Так, те, кто фотографируется остались здесь, остальные вышли', - я решил, что он за главного. Речь его была не злой, но безапелляционной. Как ни странно, многие из только что пасмурных лиц этих ребят начинают улыбаться, когда я навожу на них камеру. Это очень непривычно, поскольку обычно люди жутко напрягаются во время съемки. Вообще то, объектов для съемки и помимо ребят было предостаточно: и чистая спальня, и грязные (так как общие), комната отдыха и чайная, набитый песком мешок в роли груши ('чтоб морды друг другу не били'). Нам все время твердили, что система здесь - как в общежитии, максимум - как в армии. 'Да', - думалось - 'Еще бы сказали - как в пионерлагере'. Однако Библия на одной из тумбочек напрямую говорила о возможном спасении этих ребят... Взгляд исподлобья Сытый голодного не разумеет.
Но я попытался. Чем же живут эти не в меру повзрослевшие дети? Кстати, на вид воспитанники колонии далеко не дети. Но и не взрослые. Как будто бы детская душа попала во взрослую оболочку и затаилась где-то там, очень далеко внутри, лишь иногда вспыхивая в глазах и выдавая себя хотя и секундным, но непосредственным детским интересом. Всё остальное время на их лицах - застывшие маски апатии. Здесь это норма. Как нам сказал один осуждённый, так здесь легче выжить. Мыслей о воле стараются избегать, чтобы было легче сидеть. Мечтая о свободе, наносишь сам себе психологическую травму. Живут как бы в полусне - время так летит быстрее. Понятие 'дружба' в их среде отсутствует, зато других понятий хватает. Презирают стукачей и тех, кто ворует в колонии. Уважают силу и мужество.
Почти лесные законы. 'Почти' потому, что, как сами они говорят, 'сила без головы - ничто'. Многие признали свою вину лишь здесь. Заявляют, что больше никогда не пойдут на преступление, что это - суровый жизненный урок. Общество не винят в своей судьбе. Все хотят жить, как нормальные люди, кто-то хочет пойти учиться, многие собираются устроиться на работу. Но обо всем этом говорят с явной неохотой и короткими фразами-обрывками. Из всего выше сказанного следует вывод: нужно пытаться их понять. Пытаться (что, в общем-то, трудно) для того, чтобы на свободе они не почувствовали себя изгоями. И снова не совершили преступление. И не перечеркнули то, о чем каждый из них хотя бы раз подумывал здесь, на зоне. И чтобы сбылась мечта, о которой они говорили мне: 'жить как живут нормальные люди'.
